Крымское доказательство. Почему русские

Говоря о нации, разумеется, в отечественном контексте, подразумевается, что этнической (разумеется, не в смысле расовой чистоты, но признавая наличие этнокультурной основы, относительно которой все остальные сами считают себя меньшинствами, которым нужно подравниваться под большинство), я всегда подчеркиваю, что нация – это предельный круг солидарности, когда помощь депрессивным регионам и социально уязвимым группам рассматривается как прямой морально-политический долг, а не как благотворительная милостыня лузерам прогресса.сообщает http://elise.com.ua

Этнокультурная нация – это такая Большая семья.

И пролитие крови внутри Семьи без большой разницы – врагами или тираном, это – всегда враждебный выпад против Семьи, дающий ей моральное право на вендетту (в государствах-цивилизациях, вроде США или Индии, происходит полное уподобление локальной цивилизации и этнокультурной общности).

Имперская общность, напротив, трактует людские потери среди соотечественников как жертвоприношение во имя империи, а подданных – рассматривает в качестве строительного материала державы.

Поэтому обилие жертв государства, включая, очевидно избыточные военные жертвы, только добавляет персонализированному государству сакральности.

Если согласиться со мною, что «Русский мир» — это ареал трансгосударственной Русской цивилизации, то границы ареала культа Сталина – это и есть нынешние объективные социокультурные пределы «Русского мира».

В то время как ареал распространения левой идеи маркируется почитанием Маркса, Ленина, Фиделя Кастро, Троцкого, Мао и Че…

С учетом того, что ленточки «гвардейских» цветов («георгиевские» — черно-золотые цвета – одновременно романовские и гогенцолерновские) стали по умолчанию символом Сталина-победителя, то «Русский мир» — это зона черно-оранжевых эмблем.

Сталина отрицают как губителя народа только две, казалось бы, антагонистические категории цивилизационно-русских (те, кто идентифицирует себя с народами-жертвами сталинизма — отдельно) – либералы-западники, тоже ментально имперцы, но европейского типа, и потому четко отделяющие нацию метрополии от «заморских туземцев»; и русские «белые» националисты, видящие в большевизме и сталинизме идеологию, уничтожавшую историческую Россию.

У имперского «анационализма» есть изнанка – он, безусловно, рад любому территориальному приращению, но органически не способен причислять свежеприобретенное население к Большой Семье Нации.

Надо учитывать, что каждое присоединение очередного Младшего Брата дополнительно легитимизирует власть Брата Старшего и наоборот, сокращение государства до пределов ареала Старшего Брата подрывает его право на владение государством в принципе. Поэтому так был важен для русских договор с Белоруссией и признание Абхазии, ибо сюзерен без вассалов – уже не феодал, а вульгарный помещик.

Поэтому почти все в России рады тому, что у страны появился новый морской и винодельческий курорт, особенно русскоязычный, и заодно бесплатный город-база, а не просто, допустим, «удвоились» Брянская и Белгородская области, компенсируя демографические потери последней четверти века…

Но совершенно нет сколько-нибудь заметного порыва считать население Крыма и Севастополя кровными братьями и сестрами, спасшимися из «вавилонского пленения», которым надо отдать последнее.

Французы горько оплакивали утрату Эльзаса-Лотарингии, но незадолго до этого получив от пьемонтской династии якобы франкофонные Савойю и Ниццу (это была ее оговоренная плата за области Северной Италии, отвоеванные Наполеоном III у Австрии в кровопролитной битве под Сольферино), совершенно не бились в радостном экстазе от воссоединения с этническими «собратьями».

Радовались бы и получению от руководимой родственными Бурбонами Испании Каталонии, культурно-близкой Лангедоку…

Но нет в России никакого чувства солидарности с «освобожденными» крымчанами, а есть постоянно растущее раздражение между жителями новой провинции империи и отдыхающими, для которых они – всего-навсего «нерадивые туземцы». Нет и никакой широкой кампании за признание независимости «ДНР-ЛНР» или за воссоединение их с «матушкой-Русью».

Да, никакой кампании — нет. Недобитые силами АТО национал-романтики – и добровольцы, и откомандированные, — нынче лечат свой посттравматический синдром испытанным русским способом, а менестрели, миннезингеры и скальды «Русской Весны» набились в какие-то мутные комитеты и ведут оттуда вялый и неприцельный публицистический огонь в твиттере…

Около двух лет назад я сравнивал реакцию русских на Крым и Донбасс с гипотетической реакцией израильтян на судьбу большого города на юге Ливана, исторически заселенном евреями.

Допустим, в 16 веке турки выделили его для поселения изгоняемых из Испании сефардов, что-то вроде Фессалоник (назовем его «Сектор Тира»). И вот эти евреи оказались под угрозой после прихода в Бейруте к власти арабских радикалов или занятия юга Ливана палестинскими отрядами, изгнанными из Иордании.

В этих условиях израильская армия пробила к «Сектору Тира» сухопутный коридор, а потом его просто объявили бы частью Израиля. Впрочем, подобное было с Иерусалимом, первоначально отведенным, как и Триест, под международную зону, и также как Триест, в итоге разделенном. В нынешней России нет и отдаленного приближения к такому варианту заботы о соплеменниках.

Следовательно, у русских России нет никакого чувства национальной солидарности с миллионами русских Крыма и Донбасса, находящихся сегодня на территориях, прочно контролируемых российской армией.

Одновременно, культ Сталина только крепнет на потоке разоблачений устроенных им многомиллионных кровопусканий.

Вывод: неевропеизированная часть русских почти не обладает национальным сознанием в современном понимании этого слова.